ДжФ: Я хотел бы поговорить о том, как Вы стали писателем. Люди часто задаются вопросом, как авторы начинают. Вы делали много различных вещей в своей жизни, чтобы заработать на жизнь, и наконец, где-то между 20 или 25 годами, Вы решили начать писать. Думали ли Вы раньше о писательской работе как о чём то чем Вам бы хотелось заниматься?

Терри Гудкайнд (ТГ): Не так уж и много я сменил работ, прежде чем я обратился к письму; я думаю, что я занимался всеми теми делами в поисках тем для письма. Я искал работу, которая была моим счастье, и теперь я могу сказать, что я всегда знал, что это будет писательская работа. Мне всегда была интересна письменная форма, и я всегда писал истории в своей голове.

ДжФ: Как рано в вашей жизни это началось? Вы не забываете таким образом придуманных историй?

ТГ: Некоторые из моих самых ранних воспоминаний имеют персонажей. Я не думал об этом как о составлении историй, но как о людях, которые живут у меня в голове и рассказывают мне свои истории. Это были всегда персонажи, находящиеся в большой эмоциональной суматохе, и они сообщали мне о своих проблемах, неприятностях. Они были очень важны для меня; они были моими друзьями, людьми, о которых я волновался. Я шел спать каждую ночь, слушая их рассказы.

ДжФ: Вы вспоминаете какие-нибудь влияния на себя, со стороны книг, которые заинтересовали Вас в фэнтези, или в любом другом виде литературы? Любимые авторы, или любимый вид историй? Вестернс, пиратские истории, полицейские и бандиты? Что - нибудь в особенности, что занимало Ваше воображение?

ТГ: Я всегда был заинтересован прежде всего персонажами: заинтересован эмоциями и их поступками . Фэнтези касается чего-то глубоко сидящего во мне, и интересна мне больше чем любой другой жанр. Герои в фэнтези так или иначе глубоко сидят во мне. Я люблю различные виды литературы: беллетристку ли, научную литературу ли, безотносительно, но есть что-то особенное в фэнтези, что всегда трогает меня.

ДжФ: Вы помните какую-либо книгу или автора, которого Вы читали, когда Вы были моложе, которые вдохновляли Вас?

ТГ: Очень немного.

ДжФ: Вы писали что-нибудь тогда?

ТГ: Только в своей голове. Я делал это все время. Но эти истории я не всегда записывал. Мои преподаватели говорили мне, что всё что я писал было невозможно; истории была невероятными. Это было только пробой пера и имели значени лишь технические аспекты. Из-за моей болезни (ТГ болен дислексией – прим. Чейза), я - паршивый рассказчик. Так что все, что я записал, было просто большим количеством топлива для насмешек. Я не собирался добавлять большее количество топлива к тому огню.

ДжФ: Когда же Вы изменили своё мнение о чтении и написании историй?

ТГ: Этого не произошло, пока я не стал старше, в высшей школе, где у меня был преподаватель английского языка, которая действительно сделала много для меня. Я начинал снова читать те вещи, которые должен бы был прочитать раньше. Я читал много научной фантастики, книги Филипа К. Дика и др. Я любил книги про морские приключения. Я был старше, и начинал читать то, что я хотел. Эта преподавательница читала истории, которые я написал для ее класса и видела в этом кое-что большее чем просто набор слов с орфографическими ошибками. Хотя она предупреждала меня о моем скудном стиле и грамматических ошибках, она также сказала мне, что было кое-что вне механики письма, что было очень важно. Она видела историю. Она поощряла меня писать истории. Она позволяла мне касаться чего-то благородного. Это изменило мой мир. Она оставляла меня после занятий. Она говорила со мной о значении и смысле, того, что я написал. Она читала всё написанное мной для класса. Я был изумлен, что другие люди хотели слушать то, что я написал. Если бы я написал что-нибудь невероятно кровавое, она читала бы, пока она могла, а потом просила меня закончить чтение за неё. Она никогда не говорила мне о чём писать, она лишь помогала мне писать лучше. Я едва дожидался конца занятий, что бы я мог говорить с нею о книгах и писательстве. Я чувствовал, что нашел единственного человека в мире помимо меня, кто понимал сцены в моей голове, в то время как я работал. Это было тогда, когда я решил, что пришло время, чтобы писать, что я готов. Так что я начал строить истории. Кэлан и Ричард были там со мной, сообщая мне о своих неприятностях, ужасах, о свой жизни. Некоторые сцены, я написал в своей голове несколькими годами раньше, чем я смог наконец их записать.

ДжФ: Вы имеете в виду, что помните вещи, которые Вы пишете в вашей голове?

ТГ: Фактически я не могу получить их из своей головы, пока я не записал их. Я думаю, что это так, потому что они - об эмоциях моих персонажей. Это - эмоции, которые я держу в моей голове, и во мне это настолько мощно, что я не могу забыть это. Трудно объяснять, но когда я пишу, то как будто сцены разыгрываемые в моей голове перевожу в слова. Я предполагаю, что можно сказать, что это - немного похоже на просмотр кинофильма, и потом записывания того, что вы видели. Часть из этого находится в словах, и часть из этого находится в картинках. Я не могу избавить себя от этих эмоциональных сцен, пока я перевожу их в слова и записываю их. Но конечно, тогда ко мне приходят новые сцены.

ДжФ: Я знаю, что Вы были художником. Вы рисовали обложку для “Первого Правила Волшебника”, и Вы рисовали карту. Вы работали профессиональным художником?

ТГ: Я начал продавать картины, когда я был в средней школе. Я раскрашивал и рисовал с тех пор, как я был действительно маленьким. Я всегда любил рисовать, и меня всегда поощряли, потому что я был хорош в этом. Это было также спасение от школьной жизни. Искусство, для меня, было всегда возможностью выразить эмоции наполняющие меня, но в то время, я не понимал, что написание книг было путём которым я действительно хотел делать это. С живописью, я пробовал делать то, что я теперь делаю в моих книгах: выражаю эмоции, рассказываю истории. Я люблю рисовать, но это - не моя страсть. Письмо - моя страсть. Искусство помогает мне писать, тем не менее она - часть этого. Чтобы рисовать, Вы должны видеть то, что - действительно там. Однажды после занятий, учитель сказала мне, что она думает, что я нуждаюсь в том, чтобы читать Кафку. Я почитал, и он произвёл огромный эффект на меня. Я читал все, что он написал. Она хотела знать о вещах, которые я читал. Она не хотела знать, как много у меня уходит времени на прочтение, она только хотела знать то, что я думал об историях, персонажах, эмоциях. Она не ставила мне ограничений в том, что я должен или мог читать. Она считалочь парией некоторыми другими преподавателями, но для меня, она была рукой протянутой через пропасть. Я писал истории не только для класса, и она тоже читала их. После школы она говорила со мной о них, и поощряла меня делать больше. Это то что я вспоминаю чаще всего, ее единственная просьба ко мне: писать. Для меня, писательсво было подобно тому, что бы оказаться самому в тех мирах, которые я обнаружил когда я был более молод. Это была дополнительная действительность, волшебство. Именно тогда я знал, что когда-нибудь я стану писателем. В то время, это было секретная, личная мечта, но я знал.

ДжФ: Вы продолжали писать после этого?

ТГ: После средней школы я не записывал истории, но я все время придумывал истории в голове. Для меня это почти тоже самое. Я так привык к “писательсву” в своей голове, что я не видел различий с письмом на бумаге. Это также меньше ограничивало меня, потому что я мог писать в голове всякий раз, когда я хотел. Независимо от того, что я делаю, шёл, ел, то есть почти всегда на заднем плане мышления сочинялась новая история. Я думаю, что к записыванию историй я не был еще готов. У меня есть хороший друг, который сказал мне, что он вычислил причину, по которой у меня требуется так много времени, что бы начать писать. Он сказал, что так было потому что письмо было очень важно для меня, и я не мог рисковать, что бы потерпеть неудачу, и так что я не мог начинать, пока не был уверен, что теперь то я готов к этому . Я думаю, что он прав.

ДжФ: “Первое Правило Волшебника” вы тоже написали сначала в голове?

ТГ: Частично да. Когда я строил себе дом в лесу, я делал это один. Я писал сцены в голове, в то время как я работал. Это было когда я решил, что пришло время, чтобы писать, что я готов. Так что я позволил себе создавать истории. Кэлен и Ричард были там со мной, сообщая мне о своих неприятности, рассказывали мне о своей жизни. Некоторые из сцен, я написал в своей голове несколькими годами раньше, чем я мог наконец записать их.

ДжФ: Я помню Вы сказали, что дело, которым Вы наслаждаетесь больше всего, состоит в том, что Вы делаете теперь, писать фэнтези. Имеется ли что нибудь другое, не письмо, что бы Вы делали для удовольствия?

ТГ: Я люблю гулять в лесу. Мой дом окружен обширными лесами, и я действительно люблю находиться в лесу, подниматься в горы. Но даже тогда, я пишу. Иногда, когда я должен думать о том, что я пишу, я люблю идти в лес. Я могу брать моих персонажей с собой, выходить на прогулку с ними, и позволять им рассказывать мне больше о себе. Некоторыми образом это - подобно посещению их мира. Изоляция помогает развиваться истории, происходящей в моей голове. Это помогает мне с моим письмом. Таким образом я не чувствую, что я трачу впустую время. А когда я не пишу, я вообще чувствую, что я трачу время впустую. Я предполагаю дело в том, что письмо - мое счастье. Это - то дело, которое я люблю делать больше чем какое либо другое, из тех какими я когда-либо занимался в моей жизни. Письмо волшебно для меня. Возможно именно поэтому я чувствую такую глубокую тягу к фэнтези, к волшебству. Мой друг провёл детективную работу, и нашел мою среднюю школу, мою преподавательницу английского языка. Он сказал ей, что я написал книгу, и сказал, " Это - фэнтези." Моя преподавательница ответила, " Хорошо, ну а что же еще это могло быть? " Я думаю, что еще тогда, в ее классе, когда я приоткрыл покров над своей тайной, что я когда-нибудь буду писателем, я думаю, что один человек знал эту мою тайну.

® Tom Doherty Associates, Inc.